В мечте есть сторона, которая лучше действительности; в действительности есть сторона лучше мечты. Полное счастье было бы соединение того и другого.

Внутри каждого из нас живет боль. Своя, родная, та, которая уже стала частью нас самих. Иногда она шепчет, увлекая нас в свои объятия, обещая спокойствие, иногда вопит, грозя раздавить, уничтожить, убить. Но даже когда она молчит, мы знаем, что она есть. У каждого эта боль своя, у кого-то сильнее, у кого-то менее острая, но она есть и от нее никуда не убежать. Та боль, которую мы терпим внутри себя… От нее нужно избавляться. Только никто вам не скажет как. Ее нельзя излечить обычной медициной, она не поддается народным заговорам, ее нельзя вырвать из себя… Мы не знаем как, но мы это делаем. У нас могут быть сотни книг с рецептами, тысячи пророчеств и методов. Но у нас нет главного. У нас нет веры в то, что мы сможем от нее избавиться. Нет веры, потому что не знаем как… Не знаем наверняка. Мы чувствуем путь, только когда идем им, пришло время смело взглянуть в глаза боли, идя по дороге жизни.

Кто сказал, что ночь это проклятие? Неужели эти врата рая можно так назвать? Время, тянувшееся мучительно долго и безлико, вновь побежало стремительным потоком. Только в этот раз я точно знал, куда оно меня несет, теперь я знал, что впервые за весь свой век я двигаюсь к свету, к жизни, к счастью. Больше не будет одиночества вдвоем, больше не будет просто одиночества. Той немой, глухой и беспросветной тьмы, которая сковывала меня весь мой век с единственным просветом длинною в год. Но что такое год для бессмертного существа, просто крупинка, для меня же, этот год стал моей вечностью, в которой я остался навсегда. Даже не так, там я оставил свою душу, а может ли жить тело без души? Нет. Это просто существование, направленное на паразитирование на мире. И вот теперь я живу, я счастлив, я держу в руках то, самое дорогое, что есть в моей жизни и в моей вечности. Когда-то, очень давно, я читал книгу, в которой автор выдвигал теорию, что человек, по природе своей не может быть абсолютно счастлив, что он на это не способен. Что всегда найдется кто-то или что-то, что не даст окунуться ему в это чувство до конца. Не даст ощутить этот трепет где-то в глубине своего сердца, эту музыку, которая звучит внутри, это благоговение, которое навсегда остается в душе. И чаще всего этим кем-то оказывается сам человек. Когда я читал об этом, я думал, что это самая непроглядная глупость, которая только существует в этом мире, чушь, которая не имеет под собой ни одного реального факта или простого подтверждения. Но шли годы, я узнал, что такое счастье и я узнал, каково это потерять его. Каково это не дать самому себе быть счастливым, просто отдаться этому. Но прошло еще какое-то время и оковы глупости, на этот раз уже моей, пали безвозвратно. Мне потребовались годы, чтобы признаться в этом самому себе. Дать себе шанс, дать шанс нам. Но то, что могло бы быть, уже не вернуть. Мы никогда не узнаем, как все могло бы быть. Зато мы узнаем, как все будет.
Я лежал и слушал, как бьется твое сердце, я слушал этот гимн жизни. И я понимал, что вот оно счастье, что всю свою вечность я шел сюда, все, что я делал, все за что боролся, все было направленно на один единственный момент встречи с тобой. Не важно больше ни до, ни после, есть только сейчас. Ты тихо сопела, уткнувшись мне в грудь, я какое-то время пытался укутывать тебя в одеяло, но даже сквозь сон ты возмущенно отметала это. Я боялся, что ты замерзнешь, но ты выглядела так, словно нежишься на солнышке. Твоя кожа казалась теплой, как никогда раньше, она просто горела огнем, прожигая меня насквозь. Я сомкнул руки на талии и теснее прижал тебя к себе, ты что-то пробормотала сквозь сон и потерлась щекой о мою грудь, а я чуть не замурлыкал от удовольствия. Интересно, горные львы умеют мурчать? Уверен, что да. Вчерашний день стал… Господи, я даже не знаю, чем же он стал. Да он стал всем. Он дарил радость встречи и горечь расставания, он показа, что такое ненависть и что такое любовь, он показал холодное безразличие и страсть. Он показал смерть и жизнь, рай и ад. И все это в одном танце, в танце в котором мы протанцевали всю нашу жизнь и нашу вечность, которую, я надеюсь, мы сможем разделить. Вечер танго, его я запомню на всю жизнь, даже если эта самая жизнь никогда не закончится. Разве можно забыть вкус коктейля, в котором смешана страсть, любовь, боль и горечь, горе потери и счастье вновь обретенного смысла. Тяжелые оковы расставания и крылья новой старой любви. Этот терпкий пьянящий вкус забыть не возможно, спутать его с чем-то нельзя. Он горит горечью на кончике языка, но все же оставляет после себя неповторимый вкус жженого сахара. Ведь страсть – это огонь. Читая мысли всех собравшихся, гладя на тебя их глазами сквозь призму их восхищения, я в очередной раз сгорал в этом огне. Только в этот раз мне это доставляло неописуемое наслаждение. Может я мазохист… Меня часто посещает эта мысль. И только щелчок задвижки твоей двери опрокинул на меня одновременно и ушат ледяной воды и котел вулканической лавы. Если врата рая действительно существовали, то они открылись для меня именно тогда, если есть ад, то я вступал в него сейчас. Как две крайности одного мира, как два метания моей души, как одно чувство к тебе, как единая истина для нас. Вечность для нас началась в этот момент, будущее начинается сегодня.
Да, вы не ослышались, я действительно сказал о вечности. Теперь я знаю, что я не представляю ее без тебя. Нет, я и раньше не представлял ее, без тебя и ее бы не было. Меня бы не было. Просто я бы не пережил тебя даже на день, я бы нашел способ. Просто я осознал, что я ХОЧУ разделить вечность с тобой. Хочу встречать рассветы и закаты, хочу смотреть на мир твоими глазами, нашими глазами любимая. Просто хочу… Изо дня в день из года в год, из века в век делить этот мир с тобой. Вечность на двоих, ведь это не так уж и долго, правда? Я бы сказал даже, что этого слишком мало. Мне никогда не будет достаточно времени с тобой, сколько бы нам не было отпущено. Я никогда не смогу насытиться тобой, твоим голосом, твоей улыбкой, твоим телом, не смогу насмотреться в твои глаза, не смогу перестать вдыхать аромат твоего тела, не смогу… Просто не смогу… И я теперь не боюсь того, что обрекаю тебя на существование без души, потому что я знаю, что душа у нас есть. Существо, у которого нет души не может любить. Любить ТАК… Когда-то Розали сказала, нет, точнее не сказала, а подумала: «Я никогда не представляла, что можно так любить». Ты в этом не одинока Роуз, я тоже не представлял. Хотя, где-то, очень глубоко в душе я на это надеялся. Потому что можно ли жить, не надеясь на счастье? Жить нельзя, и умереть нельзя, существовать можно, но нужно ли? За счастье нужно бороться, за любовь нужно бороться, за вечность нужно бороться. Иногда любовь должна быть с кулаками и с ударами. С теми ударами, которые наносит по нам жизнь, с теми ударами, которые мы наносим в ответ по ней. Однажды мы уходим от тех, кто нас любит, от тех, кого любим мы. Уходим, для того, чтобы потом всю жизнь мысленно к ним возвращаться. Иногда нам требуется не одна человеческая жизнь, чтобы, наконец, вернуться к ним не только мысленно. Время не существует, его нет, есть только миг, который мы разделили на двоих в нашем одиночестве вдвоем. Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь того, чтобы ждать. Время быстротечно, но ведь впереди нас ждет вечность. Если только ты все еще этого хочешь. Белла пошевелилась и сильнее вцепилась в меня руками, до моего слуха донесся тихий шепот.
- Эдвард… Не уходи, пожалуйста, не надо… Не бросай меня снова… Я не вынесу, мне страшно… Останься, пожалуйста.
Моя кроха что-то бессвязно бормотала, а я разрывался на куски, как, как я мог так поступить. Только поздно уже посыпать голову пеплом, поздно сожалеть и тонуть в горечи раскаяния. Хватит жалеть о том, чего уже не изменить. Нужно думать о будущем, в котором такого не должно повториться. Я теснее прижал ее к своей груди и поцеловал в макушку.
- Тшшш… я с тобой, любимая, сейчас и навсегда.
Я знал, что она меня не слышит, но она успокоилась и затихла в моих объятиях. Я знал, что с этого дня наша жизнь начнет новый отсчет времени, новой жизни. Новой вечности. Что бы не случилось после этого, я знал, что эта хрупкая девочка моя, что только мне принадлежит ее душа и тело. Только мне она подарила этот величайший подарок – свою любовь. Я знаю, что не будет просто, я знаю, что иногда будет больно, страшно. Но мы все вынесем, через все пройдем, ведь мы вместе и это главное. Жизнь, она дается нам всего раз, как самый ценный подарок, преподнесенный высшими силами. Все, что попадается на нашем пути – это испытания на прочность. Им подвергается наш разум, наше тело, наша душа и сердце, им подвергаемся мы. Многие ломаются, выбирая линию наименьшего сопротивления. Сдаются, перед лицом трудностей. Бросают все, отпускают себя. Думают, что это самое сложное. Но сложнее всего это остаться. Остаться лицом к лицу с этой самой жизнью. Остаться, чтобы побороться за вечность.

БЕЛЛА
Утром все кажется не таким, как ночью. Дневной свет вытягивает наружу все, что ночь так бережно прятала в своих объятиях. Свет вытягивает страхи, сомнения, боль. Нет, я ни о чем не жалею, это было бы предательством, прежде всего по отношению к себе. Эта ночь стала для меня всем, она стала мною, а я стала ею. Ее магии невозможно не поддаться, ее невозможно забыть. Она навсегда останется со мной, в моем сердце. Я навсегда забрала ее себе, точно так же, как навечно отдала себя ей. Нельзя предать себя, нельзя предать нас и то самое святое, что было между нами. Я люблю его. Люблю. Это нельзя изменить, это нельзя забыть. Да и не хочу я это делать. Нельзя забыть саму себя, ведь ты – это я. Но только теперь… Теперь мне безумно страшно. Моя жизнь развернулась на 180 градусов, я уже не знала, что в ней черное, а что белое, и есть ли место серому цвету вообще. Все эти мысли пронеслись у меня в голове в первые минуты пробуждения, когда глаза еще закрыты, но я понимаю, что уже не сплю.
- Доброе утро любимая.
Глубокий бархатистый голос окутал меня, затуманивая сознание, притупляя страх, даря уверенность в том, что все они беспочвенны, что все будет хорошо. Он действовал на меня одурманивающее, словно наркотик, увлекая в бездну другой, нереальной жизни. Рядом с ним я не могла думать здраво, не могла рассуждать. Да чего уж там, нужно смотреть правде в лицо, я и не хотела этого делать. Зачем мне реальность, когда сказка так прекрасна. Тем более, что сказка эта так похожа на истину. Мои глаза медленно открылись, и я улыбнулась, потянувшись. За окном ярко светило солнце, тело Эдварда переливалось в его лучах. Я прикоснулась губами к его губам в легком поцелуе, которому суждено было наполниться страстью, как только мы ощутили губы друг друга. С трудом оторвавшись от его таких мягких твердых губ, я тихонько рассмеялась.
- Доброе утро. Ммм… а почему на улице солнце, мне казалось мы в Форксе, а там всегда идут дожди. Нет, ты не думай, я не сошла с ума, просто у меня ощущение Де жа вю.
Эдвард улыбнулся, и солнце как-то резко померкло, оно больше не казалось таким ярким, его лучи просто тускло светились. Потому что истинное солнце сейчас было передо мной.
- Нет, Белла, мы не в Форксе, мы в раю, слышала о таком месте?
Он теснее прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
- Нет, не слышала, я в нем была.
Тихо прошептала я. Сердце как-то предательски дрогнуло, я чувствовала себя, как курильщик опиума, дурман затягивал меня своими липкими щупальцами обещая негу, но где-то на задворках сознания, вопил внутренний голос, не давая с головой окунуться в океан другой реальности. Мне нужно подумать, мне нужно вырваться из оков этого дурмана. Мое тело отреагировало на мысленный импульс гораздо раньше, чем эта самая мысль четко сформировалась в моем сознании. С тихим стоном я оторвалась от тела Эдварда и села в постели, прижимая шелковую простыню к груди.
- Мне нужно в душ. Не все тут идеальные существа, которым ничего не нужно делать, для поддержания своей же идеальности.
Эдвард довольно хмыкнул, сейчас у него был вид очень довольного жизнью льва. Вот уж кого не терзали никакие страхи и сомнения. СТРАХ, НЕУВЕРЕННОСТЬ – эти слова огненным шрифтом отразились в моем сознании. Поднявшись с постели и обернувшись в простыню, я под полным обожания взглядом Эдварда пошла в ванную. Когда я уже взялась за дверную ручку, мою талию обвили сильные руки и прижали к каменной груди. С моих губ сорвался тихий стон, когда губы Эдварда прикоснулись к моей шее, там, где билась жилка пульса, а потом со сводящей с ума медлительностью, двинулись вверх к уху. Через мгновение, сквозь пелену удовольствия, я услышала тихий шепот.
- Может мне составить тебе компанию?
Сознание, держаться, не тонуть, не падать…
- Эдвард, боюсь, что мы в таком случае покинем пределы этого островка цивилизации ой как нескоро.
Попыталась отшутиться я.
- Это должно нас волновать?
ДА! НЕТ! ЧЕРТ ВОЗЬМИ, НЕ ЗНАЮ!!!
Я обернулась к нему и во второй раз прикоснулась к таким любимым губам.
- Пожалуйста.
Он все понял, хотя я сама не была до конца уверена, о чем просила и чего ждала. Он улыбнулся мне такой любимой кривоватой улыбкой и на миг теснее прижал к своему телу.
- Я люблю тебя Белла. Сегодня завтра всегда. Просто знай об этом. Ты моя жизнь. Ты мне ее подарила и стала ею. Я не могу предложить тебе ничего кроме этого. Я понимаю, что я не заслуживаю тебя, но я никогда не смогу отказаться от тебя, отказаться от нас.
Прежде чем я успела что-то сказать, его руки разомкнулись, и он направился к выходу из комнаты. У самой двери он обернулся и, улыбнувшись, проговорил.
- Я приготовлю тебе завтрак.
Дверь закрылась с тихим стуком, а я так и осталась стоять у дверей ванной. Что ты делаешь со мной? Что я делаю с нами… Всего несколько шагов и я уже подхожу к душевой кабине и поворачиваю водяной кран. Шум воды немного возвращает меня к реальности. Я снова напротив зеркала, снова вглядываюсь в свое отражение. Опять ощущение Де жа вю.
Ну, привет, подруга. Давно не виделись. Давно ли? Давно. Целую жизнь, а возможно и не одну. На меня смотрела все та же девушка, на меня смотрела совершенно другая девушка. Я прикоснулась пальцами к опухшим губам в неосознанном жесте. Они немного побаливали от яростных поцелуев. Такая сладкая, пьянящая боль, которая дарила только море дополнительного удовольствия. Синие пятнышки синяков были щедрой россыпью разбросаны по телу, которое, как и губы, так сладко ныло от боли удовольствия.
- Кто ты?– немой вопрос неожиданно громко прозвучал, сорвавшись с губ.
- Я – это ты, наконец-то ты, – последовал незамедлительный ответ.
На миг я лбом прислонилась к зеркалу, которое в туже секунду затуманилось дыханием. Липкие щупальца страха снова опутали меня, заставляя сердце болезненно сжиматься. Пока ты рядом я не могу думать связно, я просто отдаюсь тебе вся, без остатка, без оглядки, не думая, не желая думать, я хочу только чувствовать и я чувствую. Но что же делать с голосом разума? Игнорировать, заглушить? А со страхом, который дюйм за дюймом сковывает мое тело? Я боюсь потерять тебя, боюсь… Боюсь снова той боли, которая на этот раз меня убьет, и дело не в том, что я боюсь смерти, нет, я боюсь жизни без тебя. Как найти в себе силы жить, если только смерть дарит надежду на счастье. Я боюсь того, что ты решил, и решил ли ты что-то вообще, я даже не знаю, что меня пугает сильнее, твое решение или его отсутствие. Ты вернулся, мы вместе, но надолго ли? Что если ты уйдешь опять, покинешь меня снова? Что если очередной приступ мнимого благородства затмит все доводы сердца, что если… Проклятие. Я со стоном оторвалась от зеркала и сползла на пол у душевой кабины, все еще вглядываясь в отражение на зеркальной стене. А вечность? Что ты решил с ней? Мне опять уготована только человеческая жизнь, эти несчастные десятки лет, которые с тобой пролетят, как одно мгновение. Как поманить конфеткой бездомного малыша с улицы.
Я подтянула колени к груди и с тихим стоном опустила на них голову. Скажи мне, умоляю, скажи, что ждет меня, что ждет нас? Будем ли «МЫ» или ты снова сам все решишь. Ты однажды ушел, ушел, хотя обещал остаться, быть со мной, пока я буду хотеть этого, пока ты будешь мне нужен, а нужен ты мне всегда. Но ты соврал, ты нарушил обещание, а что теперь, а как теперь? Предательская слеза родилась в глубинах моей души, в ее зеркале, прожила свою жизнь на моей щеке и умерла на губах. Я не могу так, мне нужны гарантии. Нужны ли? Разве миг счастья с ним не стоит жизни с другим? Разве у тебя есть выбор, разве кто-то может заменить его? Разве… И все по новой. Мне нужно время, мне нужно подумать, подумать… Да о чем тут думать? Не знаю. Господи, какая же я жалкая, я сижу на полу ванной и разговариваю с собственным отражением и собственным внутренним голосом. Я бы подумала, что я одинокая городская сумасшедшая, если бы за стенкой меня не ждал самый невероятный мужчина во всем мире… Мой мужчина… Мой… Не отдам тебя никому, даже самому себе, не отпущу, никогда. Мой, навсегда. Только мне нужно осмыслить все. Нам, нужно…
Я медленно поднялась с пола и, сбросив простыню, забралась в кабинку. Теплая вода смывала все: страхи, отчаянье и сомнения. Она давала силы жить дальше, она дарила надежду. Надежду на что? На вечность! На вечность? Да, на вечность…
Через полчаса я медленно вышла из своей комнаты уже полностью одетая. Мне в лицо ударил запах цветов. Цветы, ими была уставлена почти вся квартира, такое впечатление, что я оказалась в оранжерее. Я подошла к огромному букету в центре гостиной и, закрыв глаза, вдохнула его аромат. Он пах летом, он пах нашей поляной в Форксе, он пах тобой, он пах нами. В следующее мгновение я почувствовала, как сильные руки обвились вокруг моей талии.
- Мы обязательно туда поедем.
Я только тихо кивнула, я знала, что мы оба понимаем, о чем он говорит. Ну, вот он, момент истины настал, смелее Белла.
- Эдвард, нам нужно поговорить.
Вот и сделан первый шаг, я почувствовала, как напряглось его тело. Он ослабил свои объятия и, взяв меня за руку, пошел к дивану, усевшись рядом, мы повернулись лицом друг другу.
- Знаю, – только и кивнул он.
Я сделала глубокий вдох и внутренне сжалась, как перед погружением в ледяную воду словно готовясь, что через миг в мое тело вонзится миллион крошечных кинжалов холода.
- То, что было вчера… Я хочу, чтобы ты знал, это то, от чего я никогда не откажусь, никогда не пожалею, впервые в жизни я была на своем месте, я стала собой. Ты подарил мне этот миг, ты научил меня жить. Но…
На миг я запнулась, собираясь с мыслями. Я все же нашла в себе силы и смелость поднять голову и посмотреть ему в глаза, оторвав свой взгляд от диванных подушек, которые изучала до этого. Его глаза светились тихим янтарным светом, который окутывал меня и согревал. Нервно сглотнув, я продолжила.
- Но, мне нужно время, моя жизнь круто изменилась. Нет, ты не подумай, что я этого не хочу, это единственное в жизни, что я по-настоящему хотела, ты единственный, кто мне действительно нужен. Только пойми… Я больше не смогу, не смогу смириться с твоим уходом, я больше не смогу жить без тебя и если ты снова решишь уйти…
Голос срывался, но я продолжила.
- … если ты снова решишь уйти, то я не выдержу, меня, не станет, но я никогда не буду удерживать тебя.
- Белла я…
Но я не дала ему договорить.
- Нет, Эдвард, не надо, не нужно обещаний, они уже были, ты их не сдержал.
В его глазах отразилась боль, эхом отдаваясь и в моем сердце.
- Я не упрекаю тебя, так было нужно, я теперь это понимаю. Нужно было, чтобы ты ушел, нужно было, чтобы ты вернулся. Нужно было, чтобы мы поняли, кто мы друг для друга. И теперь нам нужно подумать, кем мы хотим стать. Для себя я уже давно все решила. Но пока нам лучше побыть отдельно, подумать. Тебе нужно подумать, прежде чем двигаться дальше. Вступая в будущее, нужно избавиться от багажа прошлого. Подумай об этом, не нужно ничего говорить сейчас.
Я медленно поднялась с дивана и направилась в сторону кухни, но, остановившись на пол пути, обернулась.
- Просто знай, что бы не случилось, настоящая – это та девушка, которая визжала от восторга на гонках, та, которая целовалась с тобой под дождем, та, с которой ты прожил жизнь в танце, та, которая отдалась тебе, та, которая забрала тебя себе. Вот она, настоящая я. Помни об этом.
Весь день я провела в какой-то светлой меланхолии. Поговорив с Эдвардом и, как надеюсь, дипломатично взяв тайм-аут, я, по обыкновению, погрузилась в работу. В приятную работу, надо отметить, все это было так завораживающе: его переживания, его эмоции. В который раз, перечитывая рукопись, я не переставала удивляться силе тех чувств, которые я будила в нем. Все время, останавливаясь и погружаясь в свои мысли, я сделала меньший объем работ, чем рассчитывала. Так как жуткий для меня момент описания расставания в лесу неуклонно приближался, возможно, это было подсознательное стремление прожить еще один день в мире – в мире с собой и тобой. А сегодня я работал над ТЕМ летом, единственным счастливым летом в моей жизни. Вот странно как устроен человек, физически я, конечно, была еще слаба и нога плохо восстанавливалась после снятия гипса, но морально я была абсолютно и безоговорочно счастлива тогда. Эдвард постоянно был рядом, так трогательно ухаживал за мной, помогая мне расхаживать покалеченную ногу. Стараясь сделать это ненавязчиво, увлекал рассказом, прогуливая меня по тропинкам. И слушая его бархатный голос, смотря на его такое красивое и такое любимое лицо, я проходила километр за километром, не замечая ничего вокруг. И ночи, господи, какие это были ночи, всегда в его объятьях. То чувство защищенности и целостности не возможно забыть никогда, как ни старайся. Но теперь у них появилась конкурентка – прошлая ночь. Волшебная ночь мольбы и отчаяния, надежд и тревог, нежности и страсти, борьбы с собой и осуществления мечты. Мечты должны сбываться – теперь я свято в это верю. Каких бы мук, тревог и разочарований это не стоило. Плевать, что будет потом, об этой ночи я не пожалею никогда. Я могу только сожалеть, догадываясь, как бы проходила моя жизнь, наполненная до краев такими снами на яву…
Тяжело вздохнув в бесчисленный по счету раз сегодня, я опять вернулась к работе. Надо отдать должное Эдварду, он не стал на меня давить, согласившись безоговорочно со всеми моими просьбами, чем, если честно, несказанно меня удивил. Нет, он ничего не сказал, но понимание в его глазах, его молчание, было красноречивее любых слов. В какой-то момент у меня даже промелькнула мысль, что он ошарашен вчерашним даже больше чем я, и еще не известно, чья более заветная мечта осуществилась вчера. Думаю, он вряд ли ожидал от меня такой скорой капитуляции и еще более скорой восстановки моей, пусть и очень шаткой, обороны. Хотя, это не оборона, это скорее… Я даже не знаю, как это назвать, я даже больше даю время ему, чем себе. Чтобы он понял, и принял, решил и не сворачивал с пути. Сегодня, хоть я и опять сидела за стенами своей крепости, с поднятым мостом и выставленными дозорными, надо смотреть правде в глаза, былого азарта в разработке плана оборонительных мероприятий не было. Мои советники, ум и логика, работали не покладая рук, указывая, какие катастрофические последствия могут случиться из-за моего вчерашнего импульсивного поступка. А в это время моя душа танцевала и пела беззаботную счастливую песенку ни о чем, и я, главнокомандующий, вяло отмахиваясь от доводов рассудка, с умилением наблюдала за искрящейся душой. Моей душой – я даже не представляла, что она может быть так беззаботно красива и спокойна как спящий океан. Вывела меня из задумчивости музыкальная тема, наигранная Эдвардом. Вернее, абсолютное ее попадание в такт моей душе, кружащейся в легком танце. Мой вампир был проницателен как всегда, даже не смотря на некоторую растерянность, он чутко улавливал мои настроения. Или, может, у нас просто была одна душа на двоих…
И тут я тихо хихикнула. Понятно, что это не прошло мимо его чуткого слуха. И глядя в его рассеяно-настороженные глаза, меня посетила мысль, что если его состояние видно как никогда прежде, какая же буря переживаний у него в душе. Какой огонь надежды горит у него внутри, что зарево этого пожара так явственно полыхает в его золотых глазах. И еще, вот сейчас Эдвард Каллен боится Беллу Свон. Всемогущий лев боится овечку, до икоты я думаю. Готова поспорить. И думаю, он бы съел не только собственную шляпу, но и все шляпки Нью-Йорка, за возможность вот прямо сейчас хоть 20-ть минут послушать мои мысли. Ведь именно сейчас я решала, как быть дальше, решала свою и его судьбу, как он думал. Глупый, я все решила 13-ть лет назад, когда утонула в его темных, как ночь глазах, которые тогда пылали ненавистью. Я – только его. Я только твоя. Вся, и сердцем и душой, которая точно так же, живет, только когда мы вместе. Тук, тук, тук… Слышишь? Оно бьется для тебя и только, так было, есть и будет, и даже если оно когда-то остановится, оно все рано будет биться для тебя. Это твое музыкальное сопровождение в вечность. Твой персональный саундтрэк к нашему фильму жизни. И нет ни капли сомнения во мне. Просто я еще не знаю – как жить дальше, но с кем, я более чем уверенна. Ни рок, ни прошлое, ни возможное будущее не пугали меня, не делали мою уверенность в НАС меньше. Мы созданы друг для друга – и это ни что не в силах изменить. Просто когда-то, очень давно кто-то придумал тебя для меня. Теперь я более чем уверенна в этом, когда ты рядом я не могу думать ни о чем другом, ни о ком другом. Если действительно существует такое понятия, как судьба, то ты моя судьба и даже если нет, это уже ничего не изменит. Просто где-то, в книге жизни было записано, что мы с тобой встретимся. Именно в тот момент все и было предрешено. И это сделали мы, мы сами сделали свой выбор. Судьба – это громкое слово, за которым скрываются маленькие люди. Судьба – это выбор, наш выбор, который мы оправдываем, списывая все на предопределение. Судьба – это наше решение, ответственность за которое мы несем.
Вечером Эдвард сказал, что бы я оделась потеплее - так как намеченная программа на сегодня предполагает длительное пребывание на улице. Ну что же, я совсем не против прогуляться. И погода благоприятствовала этому, было не холодно и не жарко, и очень комфортно от того спокойствия и умиротворения, которое, бывает, разливается погожим осенним вечером в воздухе, наполненном запахом свежее опавших листьев. Солнце уже спряталось за горизонтом, его лучи не выдадут нашей тайны. Тихий ветер осторожными касаниями срывает радужные листья с медленно засыпающих деревьев. И всё немного замедляет свой бег, и природа и люди, прислушиваясь к неспешному ритму осени. Природа – мать матерей – как ты прекрасна в каждом своем проявлении. Я любила все времена года, каждое из них было для меня волшебно по-своему. И даже находясь в каменном мешке Большого Яблока, я всегда чувствовала незримую связь с ней. Смешно, как можно чувствовать родственные связи с абстрактным для современного человека понятием – природа. Но именно она – живая, прекрасная и, как иногда казалось, добрая именно ко мне – помогла мне возродиться из той горстки пепла, что от меня осталась в юности. И лежа там, в лесу на осенних листьях в полном умопомрачении рассудка, рыдая тихими беззвучными слезами, мне чудилось, что природа плачет вместе со мной, стараясь разделить со мной мое горе, принять часть боли на себя. Может, это мне все показалось, не могу утверждать точно, слишком потеряна я тогда была. Но именно пронзительно голубое небо, бескрайний синий океан и ослепительная зелень лесов – это первые яркие ощущения, которые пришли ко мне после четырехмесячной спячки моей израненной души. Это были первые краски в обреченной серости будней, навалившихся на меня бесконечным бессмысленным потоком...
Все эти мысли пронеслись в моей голове пока мы ехали в машине в неизвестном, надо сказать, направлении. Но когда мы все-таки попали на место…
Ах... это был первый вздох, сорвавшийся с моих губ, когда передо мной открылась панорама вечернего парка аттракционов. Луна-парк, лунный парк, парк Луны, весь залитый светом миллионов весело сверкавших лампочек волшебный ночной город детства, наполненный беззаботным смехом и счастливыми улыбками. Я не могла отвести взор от шумных аттракционов, компаний веселящихся людей, разноцветных клоунов с сахарной ватой и яркими воздушными шарами. Я счастливо рассмеялась и непроизвольно схватила Эдварда за руку. Вот именно таким воздушным шариком я и чувствовала себя сейчас, невесомым и прозрачным, способным в эту секунду взмыть вверх и улететь далеко в небо, и только рука любимого связывала меня с реальностью в этот миг, миг такой же прекрасный как мечта. Эдвард понял все без слов, чуть крепче сжал мою руку, улыбнулся довольной и как всегда обворожительной улыбкой, и сделал приглашающий жест рукой, словно говоря, ну что же ты медлишь, не веришь, это все для тебя. Так странно, когда в реальной жизни тебя приглашает в сказочный город сказочное же существо. Этому невозможно устоять, и я с головой нырнула в этот волшебный мир, забыв на время обо всем, кто мы и что мы, остались только беззаботные подростки, избавившиеся от хлопотливых докучливых родителей, и решившие как следует повеселиться, раз уж представился такой случай. Аттракционы замелькали перед моим взором как яркие картинки в калейдоскопе. Вот мы на горках, а вот уже на качелях кричим от радости и страха свободного парения. Потом, немного отдышавшись, я увидела продавца с сахарной ватой. Уж не знаю, что отразилось в моих глазах, но Эдвард только глянув на меня, в следующую секунду уже покупал мне этот вожделенный комок воздушного розового сладкого счастья, в котором я сразу же перепачкалась как неразумное дитя. Мне даже показалось, что он немного забылся, в стремлении скорее выполнить мое такое внезапное, но страстное желание, заметно превысил скорость нормального существа. Но, глядя на его беззаботное улыбающееся лицо и помня о его не выключающихся способностях, я решила понапрасну не волноваться, ведь это Эдвард и у него все под контролем. Нежно касаясь прохладными пальцами моего лица, убирая остатки воздушного пиршества, он выглядел как никогда человечным, просто обворожительным юношей, восторженно смотрящим на свою первую любовь. И находясь здесь и смотря на него, как можно было помнить о доводах рассудка, терзавших меня утром. Мой рассудок не то что бы был замутнен, нет, он отсутствовал напрочь. Ну как еще можно объяснить то, что я, повиснув у него на руке и радостно хихикая, постоянно приставала к нему с расспросами, кто о чем думает. Ведь даже в юности я не позволяла себе такого, а тут совсем впала в детство. И что удивительно, Эдвард ни разу не остановил меня, а и сам радостно включился в эту игру, наверное потому, что в этом сверкающем городке не было места грустным мыслям и тревогам. Тут все были счастливы, как может быть счастлив человек, попадая в мир своего детства. Вот пробежала стайка ребятишек, радостно предвкушая поездку на горках. А вот влюбленная парочка медленно едет на колесе обозрения и, крепко обнявшись, с восхищением смотрит на открывающуюся панораму. И я с широко раскрытыми глазами с замиранием ловила каждое слово, и по детски наивно сказала, что я тоже хочу на колесо обозрения, я тоже хочу увидеть эту красоту с высоты птичьего полета. Эдвард легко рассмеялся, пожурил меня за не оригинальность, но безоговорочно пошел покупать билеты. В момент, когда наша кабинка достигла самой высокой точки, раздался выстрел и на небе расцвел первый огненный цветок. Начался фейерверк. Огромные огненные шары осветили ночной город, доводя праздничный вечер до его кульминации. И из моего горла, из моей души вырвался звонкий радостный вскрик – детский, беззаботный и отчаянно счастливый крик человечка, только начинающего свою жизнь, глядящего смело вперед и ожидающего от жизни только хорошее. Видимо задумка Эдварду удалась на все сто пятьдесят процентов, так как он напоминал объевшегося сметаной наглого рыжего кота вальяжно развалившегося на подоконнике и греющегося на солнышке. И самым необыкновенным было понимание, что его солнышком была я, что это я дарила ему свет и тепло, дарила радостно, не сожалея и ничего не требуя взамен, как настоящая звезда, сжигая себя дотла. И пусть он подарил мне далекую звезду, я подарю ему себя, его персональную звездочку - навечно.
Когда мы спустились с колеса и, взявшись за руки, пошли дальше по парку, я увидела то, что заставило меня чуть ли не подпрыгнуть на месте от восторга.
– Эдвард, Эдвард, смотри, там тир, – радостно и громко позвала я.
– Белла, ты хочешь много мягких игрушек? – иронично поинтересовался Эдвард.
– Нет, я не хочу много, я хочу одну, главный приз в самом верху, посмотри какой он красивый. – Эдвард на секунду замер и весело рассмеялся. – Если ты хочешь эту игрушку, она у тебя будет.
– Я не был бы столь уверен, молодой человек, заранее обнадеживая столь прекрасную девушку – живо отозвался распорядитель аттракциона на такое самоуверенное заявления Эдварда. Его достаточно сложно выбить, он находиться у нас уже несколько недель, и пока никто не смог точно попасть в столь маленькую мишень.
Эдвард даже не удостоил ответом мужчину, безотрывно глядя в мои расширяющиеся от предвкушения и восторга глаза, зарядил ружье и выстрелил не целясь, явно рассчитывая произвести на меня впечатление. И если я чего-то такого ожидала, то распорядителя и рядом стоящих людей его поступок сразил на повал. В полной тишине я забрала так вожделенный мной приз – красиво лежащую на животе, но не огромную зверюгу – рыжую с желтыми глазами пуму.
– Может хоть ему будет позволено поваляться вдоволь на твоей кровати – коварно улыбнувшись и сверкнув глазами, низким бархатным голосом шепнул мне Эдвард, наклонившись так близко к моему уху, что я могла чувствовать его дыхание на моей коже. У меня тут же закружилась голова, подогнулись колени и вся я пошла сладкими мурашками от близости его тела.
– Я подумаю, – это все что я смогла пискнуть ему в ответ. Даже сил для легкого флирта не оставалось, все они уходили на исчезающий на глазах самоконтроль. А Эдвард, тихо рассмеявшись, уже потянул меня к очередным аттракционам. И что-то мне подсказывало, что зверюга, которой можно будет вдоволь поваляться на моей кровати, это никак не плюшевая игрушка.
И все-таки я замерзла, хотя и оделась довольно тепло. Первый осенний внезапно ударивший мороз заставил меня зарывать нос в шарф и яростно тереть пальцы рук. Эдвард, чертыхнувшись и поругав себя за невнимательность, быстро сориентировался, видимо мигом проштудировав окружающих, и вывел нас кратчайшим путем к кафе. Огромными витринами со свежей выпечкой и необыкновенным ароматом булочная манила, общая подарить ни с чем не сравнимое удовольствие. Я даже не пыталась сопротивляться этому соблазну. Представив кружку горячего чая и свежевыпеченную булочку, я так ускорила свой шаг, что теперь уже Эдвард, тихо посмеиваясь, оказался на шаг позади. Быстро залетев внутрь, я уткнулась носом в россыпи пышек с марципаном и крендельков с кунжутом. Мне хотелось всего, сразу и побольше. О чем я незамедлительно и заявила Эдварду. Он только рассмеялся и сказал мне, что обжорство – это грех, на что я резонно ответила, что мы с ним грешили и посильнее. Черт возьми, я могла поклясться, что он покраснел. Или все дело в красных китайских фонариках, свет от которых струился сквозь окно кафе, возле которого мы устроились. Минуты тянулись, словно сахарный сироп, такие же сладкие, так же медленно. Мы разговаривали обо всем и ни о чем. Просто так, чисто по-человечески, словно мы были обычной парой. Мы смеялись над моей неуклюжестью, когда я расплескала ароматный кофе, над его растерянным выражением лица, когда какой-то малыш попросил достать его шарик, который он выпустил из рук и тот повис где-то под потолком, смеялись над его попытками достать его человеческими методами. Просто смеялись.

ЧАСТЬ 2