Белла.

Проваливаясь всё ниже и ниже, мы утопаем в вымокшем песке, каждый раз, как к берегу подбегает новая волна, обдавая прохладным бризом наши тела. Одежда насквозь мокрая, по телу бегают крупинки песка, - и на всё это абсолютно плевать, потому что мы вместе... Здесь и сейчас...
Вот он - мой ангел, с бронзовыми волосами и бездонными глазами. Немного задумчив и невероятно прекрасен, сейчас он как никогда похож на человека: такого прекрасного и счастливого человека, со своими проблемами и радостями повседневной жизни....
Его взгляд немного отведён в сторону, мои пальцы теребят бронзовые локоны, а глаза ни на секунду не отрываются от его лица... Очень нежно проведя кончиками пальцев по губам Эдварда, я тихо зову его:
- Эдвард?
- Ммм? - так же тихо откликается он.
Я смотрю на него и не в силах совладать с собой, с чувством произношу:
- Я люблю тебя.
Он очень долго всматривается в моё лицо, а затем склоняется и в самые губы, тихо шепчет:
- Я люблю тебя, - и мы вновь уносимся в мир счастья и любви...
Дует прохладный ветер, я вся дрожу в его руках, хотя его ласки обдают меня жаром.
Он тихо шепчет, ласковые слова и словно маленькую куколку, осторожно берёт на руки, унося в дом... И вот мы на втором этаже, стоим в такой, уже знакомой ванной комнате и в следующий миг мокрая одежда вновь летит прочь...

...Горячие струи душа согревают, моё продрогшее тело, а ласковые движения Эдвард обдают неимоверным жаром...
Мы вновь движемся навстречу друг другу, тяжело дыша, не прекращая исследовать губами каждый миллиметр наших тел. В экстазе шепча умопомрачительные - "Люблю" и "Навсегда..."
...так правильно и так... навсегда...

Оставляя мокрые следы на ковре, мы вновь смеемся, забегая в нашу спальню. Падаем на кровать и принимаемся осушать тела друг друга, нежно слизывая и целуя капельки воды, изредка помогая себе полотенцами.
И я опять смеюсь, не желая выпускать Эдварда из своих объятий. Притягиваю его к себе и страстно целую, а затем отпускаю, потому что точно знаю, что ещё чуть-чуть и я его уже никогда не выпущу из своих объятий. Он дарит ещё один поцелуй и отправляется на кухню, готовить ужин.

Я счастлива, я безмерно счастлива и потому, спешу скорее спустится вниз, что бы увидеть самого прекрасного мужчину на свете.

- Будешь чай? - Эдвард обернулся, держа наготове заварочный чайник.
- Нет, спасибо - ответила я, прикусив губу.
Вздрогнув, он поставил чайник на стол и закрыл лицо руками с каким-то странным звуком. Как будто ему вдруг сдавило горло.
- Эдвард? - я приподнялась в кресле.
Он отнял от лица ладони, улыбнулся мне.
- Все хорошо.
Голос у него неестественный - какой-то треснувший. Старый.
- Уверен? - я подалась было вперед, но Эдвард жестом остановил меня.
- Конечно.
И повисает тишина - гнетущая, прозрачная насквозь.
Утром мы без раздумий набросились бы друг на друга и занялись любовью - прямо здесь, на столе, или наверху, в комнате, на кровати... неважно. Важно, что это было бы - нежно, и головокружительно, и невесомо, и... только сейчас, наверное, не имеет значения, как и где это могло быть - потому что нас уже не швырнет друг к другу, не закружит. Может быть - нет, точно, чуть ранее все случилось бы именно так, но теперь-то яснее ясного - ничего не будет. С каждой минутой Эдвард становился все мрачнее и отчужденнее.
И я старательно прятала эти мысли глубже, отводила взгляд - куда угодно: потолок, стол, стена; обводила взглядом оконный проем - в нем так хорошо видно море, линию горизонта и солнце, которое уже начинало клониться к краю моря.
Эдвард проследил направление моего взгляда, а потом перевел взгляд на меня.
Мы снова встретились глазами.
- Тебе понравилось сегодня? - бледно улыбнулся он - я... я очень хотел искупить свою вину перед тобой.
- Очень. Это был самый лучший день в моей жизни.
Снова это тягостное, неловкое молчание.
- Тебе очень одиноко было? - тихо спросил Эдвард, глядя куда-то поверх моей головы.
Я не сразу нашлась с ответом, но приложила все усилия, чтобы ироничного присутствия духа в нем было больше, чем жуткого, выстужающего одиночества.
- Не знаю... Это ощущение сложно назвать одиночеством - как можно назвать чувство, что у тебя с мясом вырвали сердце? - мне было скорее... пусто.
- Иди сюда, помолчим - Эдвард протянул ко мне руки, и я села к нему на колени, прижалась виском к виску. "Все, ближе мы сегодня уже не будем" - поняла я каким-то шестым чувством. К глазам почему-то подступили горячие слезы.
Какой вымученный у тебя голос, жизнь моя. Как будто стоит сказать что-нибудь лишнее - и твой голос лопнет, как перетянутая струна. Почему? Потому что мы о чем-то совсем не о том говорим? Что же ты хотел бы услышать? Что я могла бы тебе рассказать из того, что я перечувствовала за эти два года? Не знаю, как ты, любимый, а я сочла бы свой рассказ слишком нечестным по отношению к тебе. Никто не виноват. Просто нам не повезло. Так иногда бывает...

Эдвард.

- Иди сюда, помолчим - Белла подошла и села мне на колени, прижавшись ко мне щекой. Я обвил ее руками, сжав ее пальцы. Такие нежные и теплые. Я уже потерял всякую надежду хоть когда-нибудь сжать в ее пальцы по-настоящему, как сейчас, и это после того, как совсем недавно ее руки были безучастными и холодными.
Я притянул к губам эти теплые нежные пальцы, прильнул к ним долгим поцелуем, еще одним, еще...

Сегодня был лучший день в моей жизни - и, конечно, он неразрывно был связан с Беллой, витающей где-то далеко, с мягкой мечтательной улыбкой, с этими томными после ночи и долгого дня движениями, текучими, похожими на падающую шелковую ленту... Хочется подхватить ее где-то в этом тягучем течении и пропустить сквозь пальцы... и я совсем забыл о времени, только смотрел, смотрел заворожено на Беллу, на то, как она была счастлива и беззаботна сегодня, и сам чувствовал себя совсем молодым и глупым влюбленным...
...И от этого приближающееся расставание казалось все ужаснее, и мне становилось страшно. До слабеющих ног и взмокших ладоней страшно, и это было до противно не по-мужски, но справиться с этим страхом я не мог. Не мог - и все тут. Этот страх сидел во мне вот уже сутки и становился тем сильнее, чем ближе - момент расставания.
Я знал, что Белла никак не может поверить, что я вернулся навсегда. Догадывался по тому, как вздрагивали ее пальцы, и какой напряженной становилась ее улыбка, когда я ненадолго куда-то отлучался, и по тому, как крепко она прижималась ко мне каждый раз по возвращении. По тому, как она смеялась... Раньше ее смех звучал иначе.
Что же я наделал.
Зачем только она ринулась меня спасать?
Что же ты наделала, Белла.
Что же мы с тобой оба наделали.
Кто же это исправит теперь?

Меня потряхивало от отчаяния, становившегося все отчетливее, но пальцев Беллы я не выпускал, просто не мог выпустить, будет еще больнее...
Белла... что же мне сделать, чтобы ты снова была со мной... слов таких не знаю, чтобы сказать, насколько ты мне нужна... Белла... Порой мне кажется, что у каждого из людей жизнь, должно быть, побогаче нашей. Моей уж точно, потому что... нашей жизни не существует на самом деле. Есть твоя жизнь, и есть моя жизнь... вернее, моя смерть. А нашей жизни так и не сложилось. И в этом никто не виноват. Просто нам с тобой не повезло, милая моя.

Белла.

Эдвард отстранился от меня и, посмотрев прямо в глаза, и очень серьёзно, как-то по-новому отчаянно проговорил:
- Прости, пожалуйста, прости меня, если сможешь.
- Простить за что, Эдвард?
- Я хочу, что бы ты просто знала, что я очень сильно люблю тебя, и это никогда не изменится. Слышишь?! Люблю! Помни об этом.
- Господи, Эдвард, я тоже люблю тебя и это тоже никогда не изменится - я испугано уставилась на него.
Эдвард очень внимательно посмотрел мне в глаза и тут же впился страстным поцелуем в губы.
Этот поцелуй не был похож ни на один другой. Две противоположности слились воедино. Сколько чувств выражал этот поцелуй. Сколько любви было в нём, казалось он вобрал в себя любовь всего мира и подарил её моим губам, трепетно отвечающим на его движений. Прежде он ещё не целовал меня так, казалось, что он хочет вложить в этот поцелуй все свои чувства: любовь, безграничное счастье и... и отчаянье... Как? Почему? Он целовал меня неистово, страстно, сминая губы так, что казалось - этим поцелуем, он силится слиться со мной воедино и это всё с таким отчаяньем, что всё просто кричало о неизбежности... Это было, как прощание, безмолвное прощание. А весь ужас был в том, что ТАК он действительно никогда прежде не целовал меня, даже, когда мне угрожала опасность от Джеймса, и он думал, что мы больше никогда не увидимся, он не целовал меня так, даже тогда, когда решил уйти от меня... А сейчас, всё так и кричало "Прощай! Прощай навсегда" Я почувствовала, как горячие слёзы стали вновь подступать к глазам...
Эдвард отстранился и с болью на лице отступил назад.
- Куда ты?
- Мне нужно уйти.
- Куда? Ты вернёшься? - тихо спросила я и тут же осеклась, а он в это время ели заметно покачал головой.
- Ты проводишь меня?
- Что?
- Мне пора - Эдвард стоял спиной ко мне - очень прямо и неподвижно, понять, что он думал было невозможно - проводишь меня?
Я молчала, глядя на свои сцепленные руки. Внутри меня все переворачивалось. И тут я поняла. Это конец...
- Белла? - Эдвард повернул голову.
Я сглотнула и прошептала:
- Нет.
- Что?
Эдвард стоял по-прежнему спиной и очень-очень прямо - даже не вздрогнул, услышав "нет", и, разумеется, прекрасно понимал, что означает это слово, а потому переспросил больше по инерции. Только сейчас он совсем другой, чем даже минуту назад, как будто из него вынули стержень, на котором держался весь механизм. Механизм по-прежнему держится, но развалиться может от малейшего движения.
Такое чувство, что я убила его этим "нет".
Чушь. Он ведь бессмертен.
А я, его любовь - нет.
- Мне можно узнать, почему? - голос у Эдварда пустой-пустой, как высохший колодец. Если в высохший колодец бросить камень, он будет падать гулко и очень, очень долго, далеко не всегда можно услышать, как, в конце концов, он ударится о дно.
Почему я думаю о каком-то колодце? Какая взаимосвязь?
- И мы никогда больше не сможем быть вместе - не отвечая на вопрос, произнесла я самое страшное.
И вся сжалась в ожидании.
Вот сейчас он меня убьет - у него теперь все права для этого, вот сейчас...
Тишина.
- Ясно - наконец, уронил в эту тишину Эдвард.
Посмотри на меня. Пожалуйста.
- Так я могу узнать, почему?
- Потому что... - начала я - и запнулась. Слишком много накопилось за два года этих "потому что", сходу не выберешь главное. А еще - я не могла понять, когда так решила.
Для этого ли я бросилась спасать тебя и проплакала все глаза?

Эдвард.

- Ты не любишь больше? - тихо спросил я худшее, что приходило в голову – есть кто-то другой?
- Я люблю только тебя - наверное, именно в таких случаях говорят: вложить в слова всю душу. - Всегда.
Пауза.
- Не плачь, пожалуйста.
- Я не плачу - возразила Белла. И только сейчас услышала собственный тихий всхлип, поправилась: - я не буду плакать.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Обними меня, скажи, что ты шутишь.
- В детстве у меня была сказка - Белла улыбалась через силу - давным-давно, за океаном, мальчик повстречал девочку. Он сказал себе, что эта девочка - его судьба. А девочка сказала себе, что этот - мальчик - ее судьба. Правда, они оба сглупили, и вместо того, чтобы сразу признаться друг другу, делали вид, что ничего подобного. Теряли время... думали, что впереди у них вся жизнь. Просто они не знали, что времени у них совсем нет. Так уж вышло, что они оба приглянулись судьбе. Но мальчику и девочке об этом не сказали. Так иногда бывает. Их разлучила собственная глупость. Мальчик ушел от девочки, а она осталась ждать его...пока будет жива. Но случайно случилось, что судьба подарила им один день, от заката до заката. Потом мальчик вновь вынужден будет уйти, а девочка вернуться домой. Возможно, потом он одумается и решит вернуться, но его уже никто не будет ждать и никто не встретит. Не потому, что девочка забудет или изменит. Просто девочки больше не будет. Мальчику никто не скажет. Так бывает.
- Это очень грустная сказка - я стиснул зубы - у меня тоже была сказка, очень похожая. Правда, кое в чем отличия все-таки есть. Никто не терял времени. Просто так уж получилось. И выбор был. И судьбе мальчик вовсе не приглянулся, просто девочке хочется драматизировать и ревновать.
- Ей не хочется.
Я промолчал.
Обними меня и никогда больше не говори такой ерунды - неужели, девочка моя, эти два года ты провела вот в таких мыслях? Обними же.
…Или нет, не обнимай лучше, я не смогу уйти.
- Ничего уже нельзя изменить. Нам уже ничем не поможешь.
Я медленно покачал головой.
- Ты сошла с ума.
- Пожалуй - шепотом.

Белла.

Что я могла сказать в свое оправдание? Что каждую ночь ждала с ужасом, ведь мне опять мог присниться пустой проулок и футболка Эдварда под ногами, и мне не останется ничего, кроме осознания: это конец. Все, что было в моей жизни настоящего, осталось на той площади.
- Не ищи меня больше. Мне страшно подумать, что ты будешь видеть, как я старею.
- Ты никогда не постареешь.
- Это ты никогда не постареешь, любимый мой - я попыталась улыбнуться еще раз - а я буду стареть. Через десять лет, может быть, если мне очень повезет, я еще буду похожа на Беллу, которую ты любил, а через двадцать я стану старухой. А ты вернешься таким же, как сейчас - молодым, красивым и полным сил.
- Перестань.
- Но это же правда.
- Нет.
- Правда, ты сам знаешь.
- Перестань плакать.
- Я не плачу.
Я и впрямь уже не плакала – слезы высохли, лицо горело.
Да посмотри же ты на меня, Бога ради.
Но Эдвард так и не обернулся, ни разу.
И правда, зачем смотреть, разве я не все сказала? Разве не для того говорила, чтобы он не оборачивался ко мне никогда больше?
- Солнце садится.
У солнца совсем нет жалости. Второй раз оно отбирает моего мальчика, моего любимого, мою жизнь.
Я закрыла глаза.
- Наверное, мы больше не увидимся - долгий вдох, потом выдох. Чертовы фантомные боли. До чего же заныло опять с левой стороны - это тебе - Эдвард нашарил во внутреннем кармане рубашки кольцо, повертел в руке. Золотое, совсем простенькое, видно, он купил его во время нашей прогулки. - Я всегда хотел, чтобы ты стала моей женой, вот и решил... Наверное, уже нет смысла. Я так долго искал тебя, что, похоже, забыл, для чего это делаю. А ты так долго ждала, что забыла, для чего ждешь.
Я открыла глаза всего через мгновение после того, как Эдвард замолчал, а его уже не было.
Никогда в жизни я не ощущала настолько всепоглощающего одиночества.
- Он не вернется.
Элис, так похожая на Эдварда, нерешительно переминалась с ноги на ногу в шаге от меня, потупив глаза и кусая губу.
Конечно, неужели я могла подумать, что мы с ним были тут вдвоем?...
- Элис - я протянула руки навстречу подруге и тут же вновь опустила, повторив внезапно онемевшими губами: - Не вернется...
Элис обняла меня. Ее спина подозрительно дрожала. Глупости. Вампиры не плачут. Не могут плакать.
- Не вернется...никогда не вернется - повторяла я, рассеянно обводя взглядом комнату.
Скромное, почти незаметное кольцо поблескивало в лучах заходящего солнца.
"Это тебе..."
Я, похоже, решила, что произошли какие-то изменения?
Но на самом-то деле ничего не изменилось, да и не могло, по большому счету, измениться, круги замкнулись, концы сошлись с концами - называть это можно как угодно. Но чувство удушающего разочарование от незавершенности, было точь-в-точь такое же, как два года назад в лесу, когда - лбом все еще ощущая прохладу его губ, чувствуя своими пальцами - теплыми, не успевшими после долгого дня испугаться расставания - его пальцы, ласковые, гладкие и холодные, я уже оставалась одна, и как всегда со мной оставался этот не случившийся поцелуй, а случиться он должен был, должен, иначе чувство, что от тебя оторвали живую половину убьет на месте - и все это вместе швырнуло меня за ним следом, в наступающую темноту - догнать, обнять, оставить с собой до самого конца и...
- Элис, Элис, я не могу так! Нельзя, нет! Я должна его вернуть!.
И - бегом, вывернувшись из объятий подруги и оставив у нее в руке кусок рукава, почти не разбирая дороги, вслух умоляя солнце задержаться на небе.
Глава 13: Часть 3 - "Ад"