Эдвард

Как легко было начать говорить, глядя в ее глаза.
- Белла, прошлый раз ты попросила меня играть по твоим правилам. Я честно следовал им, отвечая односложно на вопросы, на которые просто по их сути, нельзя дать краткого объяснения, - она медленно кивнула, смотря мне в глаза своим серьёзным внимательным взглядом. - Сегодня, позволь, я сделаю все по-моему, - Она кивнула во второй раз .
Я неторопливо опустил ее в кресло, а сам оперся спиной на стену балкона. Теперь мы не находились друг напротив друга и не смотрели друг другу в глаза. Лишь периферийное зрение, было в нашем распоряжении. Но от этого - ощущение близости не пропало. Напротив, оно стало еще более острым. Не глядя, я протянул ей руки, совершенно точно зная, что через несколько секунд меня коснется ее нежная ладонь. Наши пальцы переплелись. Я смотрел на сумеречное небо, замечая, как где-то в другом мире начинаются загораться звезды, чтобы через сотни световых лет донести до нас свой свет. Я не мог видеть, куда смотрит она, но я точно знал, что где-то, в какой-то точке этой Вселенной наши взгляды пересекаются, создавая между нами нерушимую связь.
- Как правило, вампиры долго не живут на одном месте и не собираются семьями, - начал рассказывать я. - Так много человеческих жертв очень трудно скрыть. Исключение составляют лишь две семьи. Мы и еще один клан на севере. Их зовут Денали. Мы отказались от человеческой крови...
Она стиснула мою руку. - Ты хочешь сказать, что не хочешь крови?
Как я не старался, я не мог услышать в ее голосе ни облегчения, ни удивления, она была совершенно спокойна, словно эта новость не имела для нее никакого решающего значения.
- Нет, Белла, - я грустно покачал головой, - этого я не говорил. Жажда - это инстинкт. Я не могу от него отказаться, это не в моих силах. Но за много лет я научился ее контролировать.
- Ты не нападаешь на людей? - она потянула мою руку вверх, и я, последовав ее желанию, поднял свою ладонь выше.
- Нет, - подтвердил я.
- И охотишься только на животных, - ровным тоном уточнила она, разглядывая мои пальцы. Мне казалось, я мог физически ощущать ее взгляд на моей коже.
- Да.
- И вся твоя семья?
- Да. Мы в шутку называем себя вегетарианцами. Люди не входят в наш рацион, зато, что касается животных, - то в нашем распоряжении огромный выбор.
- И на кого вы охотитесь?
- Как правило, на хищников. Эммет и Джаспер предпочитают медведей. Кровь хищников более насыщена и даже в чём-то приближена к человеческой.
- А кого предпочитаешь ты? - она спросила это так спокойно, словно не было ничего более естественного, чем обсуждение кулинарных пристрастий семьи вампиров.
– Я предпочитаю горных львов…и…пум…
- А кого предпочитает Элис?
- Элис? - я озадаченно посмотрел на нее. - Элис предпочитает пум и пантер.
- Поняяятно, - протянула Белла, - вы близки даже в этом. Тебе повезло с сестрой.
- Да, - облегченно рассмеялся я, - обязательно передам ей, что тебе понравилось постельное белье.
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Закончив смеяться, Белла внезапно посерьезнела и закусила губу. Несколько минут она молчала, я терпеливо ждал. Я уже знал, что она кусает губы в минуты крайней задумчивости. Значит, жди вопроса. И он не замедлил появиться. Да еще такой, который поставил меня в тупик.
- Почему? - спросила она, нахмурив брови.
- Что почему? - растерялся я.
- Почему ты не нападаешь на людей, если ты все еще хочешь их крови ?
- Белла, - я пораженно уставился на нее, - я сказал, что не охочусь на людей, а ты просишь меня объяснить тебе почему? Мне казалось, что ты должна почувствовать облегчения, осознав, что рядом с тобой находится хищник, не во всём его проявлении. Я не умаляю присутствия монстра в себе, но за прошедшие годы я нашёл с ним компромисс, я смирился и он... затих. Но появилась ты, и снова разбудила его...
- И воспоминания, - подхватила она. - Эдвард, мне должно быть жаль, но мне не жаль. Я встретила тебя и я благодарна за это судьбе. Я рада, что ты вампир, если бы ты им не был, мы бы никогда так и не встретились. Ты бы уже не существовал. Ты бы прожил жизнь с какой-то другой женщиной, я знаю, ты сделал бы её счастливой, ты ведь не можешь иначе, ... и я бы завидовала ей... Боже, я уже ей завидую.. этой несуществующей женщине. Так что, Эдвард, я ужасная эгоистка. Я благодарна тому, кто обратил тебя в вампира. Люблю тебя и принимаю таким, какой ты есть. И если есть что-то, что заставляет тебя отказаться от своей сущности, а для вампира, человеческая кровь - именно часть сущности, я хочу знать, почему ты это делаешь. Но мне мало принять тебя таким, какой ты есть, я хочу понять тебя...
И тогда я заговорил.
- Я родился в 1901 году в Чикаго. К семнадцати годам я уже совершенно точно знал, чего хочу от жизни. Во всю шла первая мировая война, и я, мечтая о военной славе, хотел вступить добровольцем в ряды вооружённых сил. Но в армию брали с 18 лет, а мне на тот момент было всего 17, хоть и до дня рождения оставались считанные месяцы. Но моим мечтам не было суждено сбыться. Эпидемия гриппа, унесшая в тот год жизни тысячи человек, не пощадила и мой дом. Отец и мать умерли до меня. Я доживал свои последние дни в городском госпитале. Там меня и нашел Карлайл.
Я закрыл глаза, погружаясь в воспоминания. Трудно сказать, какую из картин, оживленных моей памятью, я описывал вслух, а какая осталась лишь зыбкой тенью моего прошлого, навсегда погребенной в моей душе. Но у меня создалось необъяснимое ощущение, что она не только слышит мои слова, но и переживает каждое воспоминание вместе со мной, словно действительно разделяет мое прошлое, перекладывая на свои хрупкие плечи часть моей боли.
Свое перерождение я помню как страшный сон. Помню жар, сжигающий меня изнутри. Помню, как проваливался в беспамятство и потом приходил в себя лишь для того, чтобы испытать новую боль, во сто крат сильнее, чем предыдущую. В коротких вспышках сознания меня сопровождало лицо Карлайла. Он привел возле меня трое суток.
Боль прекратилась так же внезапно, как и началась, но я все еще был очень слаб, чтобы подняться. Я лежал в постели, ощущая, как изменяется мое тело, как меняют форму пальцы, наливаются силой мускулы, твердеет кожа. На пятый день все закончилось. Когда я пришел в себя, я был в комнате один. На меня обрушился целый поток новых чувств и ощущений. Что-то произошло со зрением, - я мог разглядеть каждую пылинку, танцующую в луче света. Изменился слух, - я слышал людей разговаривающих на улице. Чувство обоняния тоже претерпело странные изменения: я чувствовал запах пищи из соседнего ресторана, но он вызывал во мне лишь чувство отвращения. Меня это сильно удивило, четко осознавая, что на протяжении всего последнего времени не ел ничего, я не чувствовал голода.
Слова лились сами собой сплошным потоком. Еще никогда я не рассказывал свою историю человеку. Я вообще никогда не рассказывал свою историю никому, так... Заново проживая каждое чувство и освобождаясь от тяжести вины, давившей на мои плечи. Мне казалось, что с каждым произнесенным мной словом стираются дни, месяцы, годы, возвращается моя юность и свобода. Мой голос разрезал тишину на "до" и "после". И это "после" - пьянило меня ощущением невероятного счастья.
Я поднялся с кровати, и потолок угрожающе качнулся в мою сторону. От удивления я чуть не потерял равновесие, но устоял на ногах. Только потом я понял, что двигался слишком быстро. Я обошел комнату, рассматривая место, давшее мне убежище в самые трудные дни, и гадая, куда же подевался хозяин. Вот большой письменный стол со стопкой книг: книги старинные, некоторые из них в обложке из телячьей кожи. А вот огромный шкаф, похожий на книжный, но с дверцами. Я знал, что он был сколочен из твердого дерева, скорее всего, дуба или сосны. И меня очень удивило, что я могу отличать запах дуба от запаха сосны. Тяжелые темные шторы сдерживали поток яркого солнечного света, льющегося в окно. Зеркало в углу комнаты привлекло мое внимание какими-то неправдоподобными размерами. Подойдя к нему, я ошарашено застыл. Изображение льстило мне самым безобразным образом...
- Тебе не возможно льстить, - голос Беллы проник в мое сознание сквозь пелену воспоминаний, а рука, на секунду оторвавшись от моей, легонько скользнула по моей скуле. Перехватив ее, я прильнул губами к ее тонким пальчикам, с наслаждением вдыхая ее запах.
- Карлайл, очевидно, услышав, как я встал, зашел в комнату буквально через несколько минут, - продолжил я, когда наши пальцы вновь переплелись.
Я был сильно удивлен, увидев возле себя врача, лицо которого я видел на протяжении всех последних дней. Помню, я тогда решил, что обязан своим выздоровлением таланту доктора, совершившего чудо и вернувшего меня к жизни. Я вообразил, что он перевез меня к себе домой и использовал на мне какое-то лекарство собственного изобретения. Слова благодарности уже почти сорвались с моих губ, когда он заговорил.
Его слова я запомнил на всю жизнь: "Не благодари, быть может, ты проклянешь меня всего через несколько минут".
На его лице было написано такое отчаянье, что я невольно поежился.
Белла, я не стану рассказывать тебе его историю, когда-нибудь он расскажет тебе ее сам. Мы проговорили с ним до заката. Он объяснил мне, во что я превратился. Ужас, охвативший меня тогда, не поддается описанию. Я не убийца и не монстр, и я не хочу им быть! Я не хочу убивать, чтобы жить, и я не хочу отнимать жизнь других людей, что бы продлить свою. Да, Карлайл был прав, я проклинал не только его, но и ту минуту, когда он впервые склонился надо мной в переполненной смертельно больными людьми палате.
Внезапно я почувствовал, как он напрягся. Дальнейшие его действия вызвали у меня сильнейшее недоумение. Пробормотав: "Боже мой, как не вовремя", - он буквально подлетел к двери и запер ее изнутри. Ключ опустил к себе в карман. Я не успел высказать ему свое удивление, так как в тот момент со мной начали происходить странные изменения.
В горле родилось божественное ощущение. Тонкий, нежный аромат лизнул гортань и направился куда-то вглубь. Это было подобно глотку старого вина, посылающего волны неги по всему телу. На долю секунды я даже закрыл глаза, поддавшись восхитительному ощущению. Теплые волны касались моих губ и звали меня за собой. Словно во сне я сделал шаг к двери.
Карлайл молча загородил мне дорогу. Все еще, не понимая, что происходит, я раздраженно уставился на него. Тепло в моем горле стало обжигающе-горячим, и мне неудержимо захотелось потушить этот огонь. Казалось, что мне нужен всего глоток, и я почувствую себя гораздо лучше, но Карлайл стоял у меня на пути. На его лице читалась такая решимость, что я понял с ужасающей ясностью, что для того, чтобы покинуть эту комнату мне придется его убить. Я ощутил, как напрягаются мои мышцы, словно у хищника перед прыжком, и испугался собственных мыслей... Убить?
Карлайл наблюдал за мной, не двигаясь. Ощущение в горле уже нельзя было назвать приятным. Гортань жгло, словно во рту полыхал огонь, с каждым вдохом легкие раздирало от запаха. Я даже не удивился тому, что ощущаю этот странный аромат почти все телом. Во мне не осталось ни одного чувства, кроме желания потушить всепоглощающий огонь, сжигавший меня изнутри. Мои руки взметнулись к горлу, словно этим я мог унять боль, бушевавшую внутри меня.
"Что со мной, Карлайл?" - прошептал я.
"Это жажда, Эдвард", - его голос надломился.
"Жажда?" - я задыхался, хватаясь за горло.
"Там внизу человек, ты чувствуешь запах его крови", - объяснил он.
"Человек? Кровь?" - я упал на колени, обхватив голову руками, в нелепой попытке закрыться от звука крови, звавшего меня за собой.
"Это пришел аптекарь, потерпи еще немного, он уйдет через несколько минут", - в голосе Карлайла звучала неприкрытая боль.
Я не ответил. Скорчившись на полу, я превратился в сплошной комок боли. Никогда за всю свою жизнь мне не было так трудно противиться самому себе. Все мое существо стремилось туда, откуда лился этот запах. Это было не желание, а необходимость. Не было ничего важнее этого... ничего слаще... ничего желаннее... Я изо всех сил стиснул зубы. Перед глазами пошли красные круги.
"Перестань дышать", - посоветовал человек, обрекший меня на эту муку.
"Перестать дышать?" - с иронией переспросил я, с трудом проталкивая слова сквозь плотно сжатые челюсти. - "Но это инстинкт!"
"Теперь у тебя другие инстинкты", - мягко ответил он, медленно и осторожно приближаясь ко мне.
Я попробовал. Закрыл глаза и в тот момент, когда мне безудержно захотелось вдохнуть, просто пропустил вдох. Легкие болезненно сжались... и ничего не произошло. Никакой дурноты или головокружения. Я действительно больше не нуждался в кислороде. Зато так стало намного легче. Я все еще ощущал запах человека, неосторожно подошедшего к дому слишком близко, мне все еще безудержно хотелось впиться зубами в его горло, и теперь эта мысль уже не удивляла меня, но боль слегка притупилась, и я смог встать на ноги.
"Так гораздо лучше", - тихо произнес Карлайл и внезапно добавил, - "сынок".
Я замолчал, с радостью оставляя это воспоминание позади. Сколько лет я старался не вспоминать об этом дне? Десять? Тридцать? Пятьдесят? Мне не хотелось вновь переживать эти слишком болезненные минуты. Но сейчас я чувствовал себя словно освободившимся от этого воспоминания. Пережив его еще раз рядом с ней, я вдруг окончательно смирился со своей сущностью. Перестал винить себя в том, в чем был совершенно неповинен. Моя душа, словно сбросив с себя груз вины, устремилась на встречу к той, которая освободила ее от вечной боли... Моя душа? Совсем недавно я сомневался в ее существовании.
Мне стало мало чувствовать ее тонкую руку в своей. Мне нужно было ощущать ее всю. Я спрыгнул с перил и, подхватив Беллу в охапку, прижал к себе. Она ничего не произнесла, лишь обвила мою шею руками. Сев в кресло и устроив ее у себя на коленях, я накрыл ее одеялом. Она положила голову мне на плечо и устремила взгляд на потемневшее небо. Я запрокинул голову на спинку кресла и тоже посмотрел на небо. Снова мы не смотрели друг на друга, и вновь это ни чуть не мешало нам. Я ощущал ее тепло всем своим телом, и больше мне не надо было ничего.
Некоторое время мы молчали. Потом она заговорила.
- Скажи, то, что ты сейчас описал... Это то же, что ты испытываешь, находясь рядом со мной?
Нет, Белла, когда я рядом с тобой, я испытываю совсем другие чувства. Кровь того человека пахла, безусловно, прекрасно. Но твоя... Твоя кровь зовет меня за собой, она несется в твоих венах только для меня, она шепчет мне свои тайны. Не существует ни одного аромата равного твоему. Мое горло не горит, моля потушить боль, все мое существо просит о пощаде.
Не существует ни одного желания сильнее жажды твоей крови... кроме жажды твоей любви. Все эти слова промелькнули в моем сознании в долю секунды, но вслух я лишь сказал: "Нет."
Удовлетворенная моим ответом, она покрепче прижалась ко мне. Какое счастье, что она не может читать мои мысли, усмехнулся я про себя.
- Что же было потом? - вновь вернула она меня к повествованию.
- Потом отец рассказал мне, что выход есть. Он так и сказал: "Всегда есть выход". И он оказался прав.
"Кровь некоторых животных, похожа на кровь людей", - объяснил он мне.- "Ты никогда не избавишься от жажды, но если ты будешь, сыт, переносить ее будет намного легче. Теперь твое тело не нуждается ни в еде, ни в пище, ни даже во сне. Единственное, в чем ты будешь нуждаться, - это в свежей крови. Если ты захочешь пойти моим путем, ты можешь остаться со мной."
Мне не надо было долго размышлять, чтобы ответить ему. Убивать людей я не хотел. Я остался жить с ним.
Первая охота была для меня настоящим шоком. Не потому, что я убил. Как раз к этому я был морально готов. Я не был готов к тому, что произошло потом.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
- Когда в мое горло горячим потоком впервые хлынула кровь, я услышал мысли Карлайла.
- Услышал мысли? - с ужасом воскликнула Белла. - Ты можешь читать мысли?
- Белла, - успокоил я ее, - за всю мою жизнь я повстречал всего лишь одного человека, чьи мысли оказались закрыты для меня. Этот человек - ты.
- Ты можешь читать мысли, но не слышишь моих, - задумчиво проговорила она, так спокойно, словно ее уже ничто не удивляло.
- Да, совершенно верно, - подтвердил я.
- И каково это, слышать чужие мысли...? - задала она вопрос, потом, словно спохватившись, перебила сама себя, - это мы потом обсудим, расскажи, что было дальше.
- Первые несколько месяцев я не выходил из дома вообще, боясь не совладать с собой, - продолжил я. - Дом Карлайла находился на самой окраине. Все знали, что он ведет очень уединенный образ жизни, так что гостей у нас не было, за исключением аптекаря, приносившего свой товар раз в неделю. Не смотря на то, что мы охотились почти каждую ночь, жажда все равно была очень мучительна. Кровью животных я никогда не мог насытиться полностью, чувство неудовлетворенности не покидало меня. Но зато я не был убийцей. Наградой за мои усилия было то, что я не превратился, самообманом убеждая себя в том, что я не монстр, - на этих словах я горько усмехнулся над своей былой наивностью, и продолжил рассказ.
- Постепенно... постепенно я начинал привыкать к подобному образу жизни. Днем я проводил время за чтением книг; благо в доме у Карлайла их было великое множество. Вечера мы коротали за долгими беседами. Карлайл оказался прекрасным собеседником. Умный и деликатный человек, неимоверно сильный духом, мне с ним никогда не было скучно.
Иногда я помогал ему составлять лекарства для больных из ингредиентов, которые приносил аптекарь. По ночам мы охотились. Отец объяснил мне, что нет необходимости, охотится каждую ночь, но пока лучше не искушать судьбу. Время летело незаметно. Примерно через полгода я научился контролировать свою жажду настолько, что уже вполне мог проводить некоторое время в людском обществе, а через год, - довольно спокойно общался с людьми целыми днями. Когда мне надоело быть дома, Карлайл взял меня с собой в больницу в качестве помощника. Разумеется, я выглядел слишком молодо даже для помощника врача, но люди всегда болели и нуждались в помощи. Меня приняли с распростертыми объятиями. Карлайл мог гордиться мной, я не вкусил ни капли человеческой крови, - тут я вновь замолчал, потому, что для того, чтобы рассказать, что произошло потом, мне нужно было собраться с силами.
Кроме того, я совершенно не знал, с чего начать, и как рассказать. Смешно, но я совершенно не представлял себе, как она отнесется на последующие откровения.
- В Чикаго мы прожили 7 лет. Потом, решив посмотреть Старый Свет, перебрались в Париж. Париж мне понравился своей старинной архитектурой. Я полюбил ходить вечерами по темным умытым дождем улочкам, освещенным лишь тусклым светом фонарей. Мое тело не знало усталости, и я мог бродить до утра. Мы давно уже перестали охотиться каждый день. Вполне хватало одного раза в неделю, правда, для этого надо было уезжать очень далеко, но нам обоим так нравилось в этом городе, что мы согласны были терпеть это неудобство.
Однажды, возвратившись, домой после ночной прогулки, я застал дома неожиданного гостя. Это был Рано, старинный друг отца. Его глаза были рубиново-красного цвета. Истинного вампира я видел не в первый раз, так что цвет его глаз меня не удивил. Меня удивило то, что он собирался жить с нами.
"Эдвард, это не надолго", - извиняясь, сказал мне потом Карлайл. - "Рано находит меня примерно раз в 20 лет, каждый раз обещая, что теперь начнет вести оседлый образ жизни, купит дом..."
"Женится..." - подхватил я.
Карлайл не смог сдержать улыбки: "Недели через две он исчезнет".
Я знал, что он совершенно прав, наш гость, не успев приехать, уже размышлял, куда отправится после. По уже установившейся привычке я закрылся от его мыслей. Он мне не нравился. Я словно ощущал исходящую от него опасность. Как я был прав.
Появление Рано ничуть не изменило наш привычный образ жизни. Мы редко с ним общались. Он был другом отца, и для меня этого было вполне достаточно, чтобы уважать его, но общих интересов у нас не было, так же как и не было общих тем для разговоров.
В тот вечер я вернулся домой позже обычного. Карлайл уехал по делам в пригород, а я, как уже сказал, не испытывал особого удовольствия от общества Рано. Едва переступив порог, я почувствовал присутствие человека в доме.
Черт возьми, что здесь делает человек? Может, к нам забрался воришка? Или какой нибудь бродяга проник сквозь незарешеченные окна?
Я уже собрался было начать поиски непрошенного гостя, как звуки из комнаты Рано ответили на все мои вопросы. Он привел в гости женщину. Первым моим порывом было выбежать вон, и я уже взялся за дверную ручку, но не успел. Меня накрыла волна такого резкого запаха, что я застыл на месте.
Мое тело бунтовало против меня, руки дрожали мелкой дрожью. Я медленно обернулся. В дверном проеме, освещаемой лунным светом, стоял Рано. На руках он держал девушку... Я не помню ее лица... Помню лишь неимоверно длинные волосы, достававшие почти до пола. Она была уже мертва, но в ее венах все еще теплилась кровь.
«Ты уже не человек, но еще не вампир», - бросил Рано, глядя мне прямо в глаза. - «Для того, чтобы решить, кто ты есть на самом деле, ты должен познать, что, значит, быть вампиром», - он протянул ко мне девушку. - «На, попробуй и узнай, от чего ты отказался...».
Я в ужасе отпрянул от него и рванул на себя дверную ручку. Его хохот толкнул меня в спину и заставил бежать еще быстрее. Прочь от собственного дома, прочь от такого желанного запаха человеческой крови, прочь от его ядовитых слов: "Ты уже не человек, но еще не вампир".
Как обезумевший я метался по улицам города, вслушиваясь в человеческие мысли, сравнивая их со своими собственными, пытаясь понять, кто же я на самом деле, к кому я ближе? Как много человеческого еще осталось во мне? Запах крови был повсюду. Он оглушал меня, мешая сосредоточиться, давая вполне однозначный ответ на мой вопрос: Я. не. человек.
Но я не буду монстром. Для этого надо оказаться как можно дальше от людей, дать себе передышку, сделать так, чтобы жар в моем горле хоть немного поутих.
Мой дом всегда был моим единственным убежищем, и теперь я совершенно не знал, куда податься. Я лихорадочно пытался сообразить, где найти наиболее безлюдное место. Ноги сами понесли меня в сторону Булонского леса. Я жестоко ошибался и понял это, едва ступив под сень деревьев. Меня буквально оглушил липкий, отвратительный запах похоти и порока, густо замешанный на горячей крови.
Здесь продавался любой порок в любой обертке: от девушки в немыслимо короткой одежде, до стройного юноши с ярко накрашенными губами. Под каждым кустом, за каждым поворотом, здесь продавалось то, что принято было называть любовью, вот только к любви это не имело никакого отношения. Я не был ханжой, но то, что происходило здесь, имело лишь одно название - грех. Если на земле существовал ад, я шел через него сейчас, глядя на них, гордо именующих себя людьми, и с каждым шагом утрачивая желание относить себя к этому подвиду.
Как же низко нужно опуститься, что бы оказаться здесь в качестве товара? Пожалуй, ниже можно пасть, лишь очутившись здесь в роли покупателя...
Единственным моим утешением в прогулке по самому дну была мысль: рано или поздно, я выйду отсюда, а вот оставшиеся за моей спиной, останутся там навсегда.
"Господин желает девственницу?" - на мое плечо легла сморщенная старческая рука, обильно украшенная браслетами.
Я задрожал от отвращения и ускорил шаг. Не побежал я лишь потому, что мне некуда было бежать. Я не останавливался довольно долго и пришел в себя в какой-то темной аллее. Здесь было безлюдно. Сумерки и выбитые фонари сослужили для меня хорошую службу. Наконец-то я мог остановиться и хоть немного придти в себя. Я перестал дышать и закрылся от чужих мыслей. Наверно, именно поэтому приближение того человека я не почувствовал, пока мне в бок не уткнулось холодное лезвие ножа.
"Кошелек или жизнь?" - произнес сакраментальную фразу любитель чужих кошельков.
Жизнь, - мысленно ответил я, - твою.
Я помню, как он закричал, когда я обернулся.
К Карлайлу я вернулся лишь через 10 лет.
На этот раз мы молчали довольно долго. Белла заговорила первая.
- Почему ты вернулся к нему?
Мне было безумно страшно отвечать. Если я думал, что самые тяжелые признания уже позади, то я жестоко заблуждался. Ни на секунду не сомневаясь в Беллиной любви, я все же не мог не отдавать себе отчета в том, как безумно прозвучит сейчас мой ответ. Мне было совершенно четко ясно, что это отбросит нас далеко назад. Наверно, это все-таки к лучшему, она должна осознавать, какой опасности подвергает себя рядом со мной, и все-таки мне так этого не хотелось... Мне безумно нравилось, что она теряет контроль в моих объятиях, забываясь... доверяя мне... целиком и полностью отдаваясь в мою власть... Почему-то именно сейчас я как никогда ясно осознал, что никогда не подведу ее. Вот только наврятли она мне поверит. После того, что я скажу сейчас, все это исчезнет. Она превратится в комок страха, каждый раз прикасаясь ко мне, будет вспоминать, что в моей жизни был раз, когда я не сумел держать себя в руках. Я тяжело вздохнул и посмотрел прямо в ее глаза. Все на свете имеет свою цену. Если это цена доверия между нами, мне придется ее заплатить.
- Я вернулся к Карлайлу, потому, - тихо, но очень отчетливо произнес я, - что убил женщину, с которой был близок. Я не хотел этого делать.