Taylor Swift "Back to december"
Я спустилась с трапа самолета самой последней из пассажиров. Стюардесса ослепительно улыбнулась мне на выходе и произнесла дежурную фразу:
— Добро пожаловать в Россию.
— Спасибо, – Только и смогла ответить я.
Вот такая ирония судьбы: в Америку меня увозил Тейлор, а в Россию я возвращаюсь сама, таким образом ставя точку в нашем с ним приключении, которое больше никогда не повторится.
Ради него я рванула в Лос-Анджелес, ни секунды не раздумывая над предложением директора школы и учителя по английскому. Я посчитала эту поездку счастливым знаком, возможностью увидеть Лотнера, а дальше — будь что будет. Тейлор приоткрыл дверь в лучшую жизнь, предоставив шанс, который выпадает один на миллион, он ни разу не упрекнул меня в том, что своим желанием я втянула его в водоворот совершенно незапланированных событий, наоборот, идеально вписал меня в свою жизнь, будто бы мне там мне самое место.
На улице было пасмурно, все-таки середина октября. Я покрепче прижала к себе двух моих мишек и не спеша направилась в сторону внутреннего терминала аэропорта.
Родители встречали меня с взволнованными лицами. Увидев их, я не смогла сдержать слез. Сколько я их выплакала за последние дни? Сбилась со счета.
Мама обнимала меня и говорила какие-то слова утешения, но я почти ничего не слышала, так сильно болела голова, отец поглаживал меня по плечу и периодически целовал в висок.
Мне стало чуть-чуть легче, когда рядом оказались родные и любимые люди, но я словно бы разорвалась напополам, и та часть меня, что всегда будет принадлежать Тейлору, сейчас рвалась обратно в самолет, чтобы вернуться к любимому.
Вскоре машина уже неслась по серым и унылым улицам Москвы, оставляя позади здание аэропорта. Родители сидели впереди и не нарушали молчания, я же забралась с ногами на заднее сиденье и уставилась в окно.
Небо заволокло хмурыми тучами, периодически низвергающими на проезжую часть холодные дождевые капли вперемешку с моросящим снегом. Снежинки таяли, не долетая до земли, растворялись в ледяном потоке слез, которые роняла поздняя московская осень. Повинуясь порыву октябрьского ветра, деревья теряли последнюю желто-красную листву, не спеша ложащуюся под ноги одиноким прохожим.
Дома.
Я всегда любила город, в котором родилась, гордилась тем, что являлась москвичкой в третьем поколении, но сейчас в душе будто все будто оборвалось. Я чувствовала, что задыхаюсь от невозможности хоть что-то изменить.
Без Тейлора все потеряло смысл. Яркие вывески и сотни огней любимого города превратились в бесцветную декорацию, снующим туда-сюда людям не было никакого дела до меня и моих переживаний. Случайные прохожие словно надели маски безразличия, как манекены из магазинов, в которых Тей покупал для меня платья.
Неужели любая мысль теперь будет сводиться к воспоминаниям о нем?
Пусто.
Тоскливо.
Одиноко.
Только с ним я была целой.
Как же не хватало залитого солнцем Лос-Анджелеса, приветливых прохожих на улицах, радостных лиц моих друзей и знакомых.
Как же не хватало моего персонального солнышка, его сверкающей белоснежной улыбки, ласковых карих глаз, нежных загорелых рук. Его запах впитался в мою кожу навечно, я была уверена в этом.
Как жить дальше без него? Как продолжать ходить в школу, общаться со всеми, планировать свое будущее? Ничего не хотелось делать, только свернуться клубочком у себя в комнате и отключить сознание.
Я не имела права просить Тейлора о любви на расстоянии, но и остаться с ним тоже не могла. Меня отчислили из школы, выставили из пансиона, вручили обратный билет в Россию. Мне вынесли приговор, который не подлежал обжалованию.
Я почти поверила в свое счастье и начинала потихоньку осознавать, что все правильно, что так и должно быть: мое будущее, связанное с Тейлором, мои планы, которые я собиралась воплощать в жизнь, оставшись учиться в Америке. После нашего совместного уикенда я даже начала подумывать о том, что готова встретиться с родителями Тейлора, чтобы предстать перед ними в качестве девушки их любимого сына. Я так ждала его возвращения из Ванкувера, что была уже согласна на все, лишь бы поскорее очутиться рядом с ним. Но, видимо, уже тогда моя тоска была больше основана на страхе, что никогда уже не смогу обнять Тейлора, поцеловать, прошептать о том, как сильно люблю его.
Разговор в кабинете директора разом перечеркнул все мои задумки. Правильно сказал Тейлор: все рухнуло, как карточный домик, так хрупко было мое положение на самом деле.
Позволь я себе слабость открыться ему, довериться, попросить о помощи, он бы не отказал. Но мне было так стыдно признаться, что я неудачница, ни на что не способная неумеха.
С каким лицом я бы знакомилась с мистером и миссис Лотнер? Даже страшно представить эту картину. Что бы Тейлор сказал им обо мне?
«Мама, папа, познакомьтесь, моя девушка. Она приехала сюда учиться из далекой России, знаете, есть такая страна на карте мира. Правда, сейчас Марине жить негде, поскольку ее отчислили из школы за неуспеваемость, разумеется, место в пансионе за ней тоже никто держать не будет. Вы ведь не против, если она пока у нас поживет? Может, мы что-нибудь придумаем со временем».
Да я со стыда сгорела бы и сбежала бы из дома Лотнеров в ту же секунду, пока меня и оттуда не выгнали. Тейлору незачем ссориться из-за меня с родителями. Не нужно совершать еще больше ошибок, чем я уже успела.
Неужели я действительно наделала так много ошибок в том злосчастном тесте?
Учеба в Американской школе с каждым днем давалась мне все легче, как так получилось, что я оказалась хуже всех в классе? Я без труда осваивала новые темы, а американская речь, звучавшая всюду, еще больше погружала в нужную атмосферу. Даже Валя иногда задавала мне вопросы по переводам и просила объяснить некоторые правила. Что же пошло не так?
Самый обычный тест, который показался мне не таким уж сложным, хоть я и вымоталась, помню, еще жаловалась Тейлору на усталость в тот вечер, когда мы созванивались.
Еще я благодарила любимого за подарок, обнимая плюшевого медведя, в которого влюбилась с первого взгляда, а Тейлор ворчал, чтобы я не давала мишке имя «Джейкоб». С Лотнером я не ощущался языкового барьера, мы свободно говорили на любые темы, подшучивали друг над другом, рассказывали о проблемах и заботах, делились планами, признавались в любви.
Я прекрасно понимала Тейлора: с полуслова, с полувзгляда, с полумысли. Хотя, что тут удивительного, именно с ним я стремилась проводить как можно больше времени, именно с ним общалась почти двадцать четыре часа в сутки, вначале по телефону, когда старательно избегала встреч и свиданий, а потом... потом я приросла к нему всей кожей. Его признание прозвучало как гром среди ясного неба, но именно так я всегда и представляла себе настоящее объяснение в любви. Тейлор совершил поступок, на который не каждый отважился бы, конечно, я оценила и сдалась на милость победителя.
Мой любимый «волк», даривший такие чудесные дни и сладкие ночи, так безжалостно брошенный мною на пороге пансиона. Благодаря ему я пережила столько незабываемых минут, которые мне не восполнит ни один парень, да я и не подпущу к себе никого. Единственный, кому я доверилась, был и остается Тейлор. Только с ним я поняла, что готова, что могу вверить всю себя без остатка. Меня покорили его нежность и забота, то, с каким вниманием он отнесся ко мне в нашу первую ночь, совсем не было страха перед неизвестностью. Тейлор открыл мне эту сторону жизни без разочарования и сожаления о случившемся. Только безмерное счастье, чувство единения с этим удивительным парнем, желанная боль, которую хочется впитать вместе с блаженством, сладострастная нега, разливающаяся по всему телу после того, как он сделал меня своей. Слова любви, которые шептал мне Тейлор, ласкали слух, они проникали в самые потаенные уголки моего подсознания, чтобы остаться там навечно. Я растворялась в каждой его ласке, каждом стоне, каждом вздохе и уже с первой нашей ночи знала, что ближе, чем Тейлор, мне никто и никогда не станет.
Когда мы подъехали к дому, я все так же не говоря ни слова вышла из машины и поплелась в квартиру вслед за родителями. Они не докучали мне расспросами, и это было как нельзя кстати. Я не была готова пока что-либо рассказывать, не в том состоянии, чтобы изливать душу.
Мама помогла снять верхнюю одежду и разуться, отец внес мои вещи и оставил нас в прихожей. Я смотрела на маму глазами, полными слез, она же, казалось, и так все поняла, лишь незаметно смахнула слезинку с моей щеки и снова обняла. Моим же единственным желанием сейчас было остаться одной.
Скрепя сердце я на негнущихся ногах пошла в свою комнату, дрожащими руками открыла дверь и вернулась в прошлое…
Ничего не изменилось в комнате с тех пор, как я улетела навстречу своей судьбе. Моя кровать и зеркало напротив, компьютер на столе, столешница с книгами и тетрадями, старое пианино в углу, на котором я брала первые уроки музыки, огромный, в половину комнаты, шкаф с вещами, стеклянный шкаф с фотографиями…
Боже!
Постеры, плакаты, фото, календари, книги…
Отовсюду на меня, улыбаясь, смотрел Тейлор… С премьеры «Побега», с фото-сета на берегу океана, с премьер «Новолуния» и «Затмения», со съемок первой части «Рассвета».
Я тихо сползла на пол и обняла себя за колени. За все хорошее надо платить, пришло и мое время.
Всхлип.
«Тебе не место рядом с ним, слышишь!»
Всхлип.
«Я не мираж, я очень даже реален».
Всхлип.
«К сожалению, мисс Ларина, я вынужден сообщить о вашем отчислении из школы в связи с неудовлетворительным результатом аттестационного тестирования…»
Всхлип.
«Я люблю тебя, моя Марина. Помни это всегда».
Он по-прежнему далекий, манящий, неизвестный, сводящий с ума своей улыбкой, недоступный, любимый кумир.
А я всего лишь одна из толпы, в которой мне и суждено затеряться.
Наконец, первая слезинка медленно скатилась по щеке, я закрыла глаза, и тут же еще пара соленых капель упала мне на руку. Я медленно поднялась и тяжелым взглядом осмотрела все вокруг, затем подошла к первому постеру, висящему на стене, с силой сдернула его и бросила на пол.
«Прости меня. — Я сорвала следующий плакат, подаренный Кариной. — Но не трави мне душу еще больше, пожалуйста. — Третий постер полетел вслед за остальными. — Я не смогу так, иначе собственная комната станет для меня комнатой пыток. – Очередной плакат был безжалостно сброшен под ноги. — Прощай, Тейлор…»
Я срывала со стен плакаты с изображением моего парня, моего любимого и родного человека, моего друга и защитника, моей второй половинки, но не звезды.
«Мы теперь снова на разных континентах, Тейлор. — Я тихо заскулила и опустилась на колени рядом с плакатами. — Между нами ничего больше не будет, но я никогда не смогу забыть тебя, как и рассказать кому-либо о тебе. — Я заплакала, закусив губу, боясь сорваться, чтобы не напугать родителей. — Пусть моя любовь к тебе останется на дне Атлантики, где-то между Москвой и Лос-Анджелесом. — Я свернулась клубочком и накрыла голову рукой, прячась от всего мира, в первую очередь от себя самой. — Я готова страдать за нас обоих, только бы ты как можно скорее забыл все плохое, что связано со мной, и вернулся к своей привычной жизни. — Я в изнеможении закрыла глаза. — Пожалуйста, милый Боженька, пусть я останусь для него лишь светлым воспоминанием. Я сама во всем виновата, мне и отвечать за свои поступки».
Рассудок довлел над чувствами, продолжая настаивать на единственно верном для меня решении, но сердце не хотело запираться на всевозможные засовы, а продолжало надеяться вопреки всему.
Из нас двоих сильнее, увереннее в себе и выносливее, конечно, Тейлор. А что, если он не послушается меня? Вдруг он решит бороться за нашу любовь, попытается вернуть все, что было между нами? Возможно ли, что его чувство оказалось сильнее обиды, которую я нанесла?
Мне ничего больше не остается, как снова мечтать о невозможном, что однажды Тейлор просто приедет за мной и увезет обратно в Америку. И все, происходящее сейчас, окажется чьей-то дурацкой, злой шуткой. Тейлор развеет все мои страхи, простит и примет меня обратно, вернет душе покой и больше никогда не отпустит. Несмотря ни на что, я отчаянно нуждалась в своем любимом парне, и как бы я ни старалась вычеркнуть его из своей жизни, знала одно — без Тейлора для меня нет будущего.
